Публичная оферта на рафаэллки.

[please-go-fuck-yourself]

Чуваки! Я ознакомилась с данными, вас стало >3, а до полуночи еще есть немножко времени.
Поэтому такое предложение. Если я кому-нибудь сделаю +1 рафаэллкой-однострочником, то милости прошу в комменты. Гли, ГП, другие фандомы. Не стесняйтесь спрашивать, я шиплю кое-что еще.
Слэш/фэм по желанию. Рейтинг тоже.

А еще мне фото вот таких тюльпашечек прислали. Закрой глаза и думай об Англии Если поднапрячься, можно представить, что они пахнут свежестью, как и след.


UPD. 1. Сделала Тедди/Скорпи. Один. Если что, я все вижу и повыполняю. А пока маленькая джигурда.

402 слова.

В Запретном лесу пахнет ночью, холодом и дрожащими усиками мелких насекомых. Скорпиус по природе своей тоже мелкое насекомое. Ему страшно.

Он бредет, не разбирая тропок. Массивные подошвы школьной обуви увязают в мшистой няше, разболтанной дождем. Малфой-младший некстати вспоминает тарелку овсянки, в которой он ковырялся за завтраком.

Скорпиус с детства был умным, рассудительным мальчиком, поэтому ему особенно сложно признать, что сейчас – влип. Вежливая фраза «Я больше не буду» и просительный тон не работают, когда перед тобой выскакивает хищник, в отполированных клыках которого можно разглядеть бледно-желтые блики звезд.

Руки Малфоя трясутся, пока шарят в складках мантии, не находя палочки. Спор на гоночную метлу кажется далеким, пустым и неважным. Не существующим в той плоскости, из которой растут столетние дубы Запретного леса.

- Я студент Хогвартса, - шепчет Скорпиус большому животному во мраке. Пытается дышать ровно. И добавляет зачем-то, – Мой папа – спонсор квиддичной команды.

Чудовище будто того и ждет: заходится в тяжелом гаркающем смехе-лае. Ближе не подходит, но и отпускать не хочет. Малфоевское сердечко сворачивается скорпионом, пластины наружу.

Малфой весь тоже - пластины наружу. Заводится, заходится злостью на выжидающего монстра из чащобы. Наставляет, наконец, палочку, отпечатывая ногти в мясе ладони. Визжит на одной ноте:

- Чего ждешь?! Жри, если сможешь!

Бьет наугад парализующим, наводит твари густого хрусткого тумана в морду. Кидается бежать, подсвечивая сходящиеся и расходящиеся венки тропинок Люмусом.

Он знает: зверь несется следом, быстро сокращая дистанцию. Перебирает лапами, отталкивается от своей земли, куда Малфой посмел сунуться без приглашения. Приватная жизнь лесных чудищ. Частная территория. Не выдержав давления, Скорпиусовы слезы стремятся вниз, к подбородку. Остается попискивать от перспектив ближайшего будущего.

- Стоп, - вдруг просит зверь за спиной.

Малфой покорно запинается нога об ногу и рушится лицом в мох, в душистые невзрачные колокольчики. Задевает щекой куст крапивы.

- Поднимайся, - приказывает зверь.

Скорпиус кряхтит, держа на изготовке палочку. Перед глазами все стирается в мелкую крошку. Потому что на дорожке - человек.

- Люпин? – не доверяя себе, вслух спрашивает Малфой.

Всего лишь высокий плечистый парень. Тэд, крестник знаменитого Гарри Поттера. Только знает ли знаменитый дядюшка, что именно Люпин творит? И все ли с ним в порядке. Клыки были огромными…

Тэдди Люпин стоит в обносках посреди кишащего тварями леса. Покачивает лохматой головой, возвращая ушам привычную форму. А еще улыбается карими глазами, спокойный и уверенный. Сердце Малфоя расправляется, собирая пластины в гладкий поток с жалом на конце.

Скорпиус облизывает губы. И тогда Тедди протягивает ему руку, перевязанную вздувшимися венами-тропками.

- Как хорошо, что ты пришел. Мне было так одиноко.


2. Клейн по заявке  see the sea. "Что-нибудь теплое, весеннее. Велосипеды". Я вовсе не шутила. ПО ЗАКАЗУ ГИБДД.
Я б за такие исполнения расстреливала на месте, так что без проблем встречу предложения о перевыполнении) Нет, я не знаю, когда мои пидарасы закончат, наконец, намываться и валяться -_-

603 слова.

С собой Курт берет надежную двадцатибаксовую лопату и термос с физраствором. Едет на автобусе на край города. Пышно цветущая акация бьется в открытые форточки. Курт вытягивает руку и без труда срывает пару свежих, нераскрытых белоснежных бутонов. Разминает их между подушечками пальцев. Лепестки растекаются нежным ароматом меда и солнечного света. Хаммел улыбается сладкому запаху и первой весенней жаре.

Люди постепенно высаживаются на своих остановках, и к концу маршрута Курт оказывается единственным во всем салоне. На поворотах мотает, под потолком метрономами скользят кожаные поручни.

После автобуса остается пересечь поле острокрайней скрипучей осоки. Солнце ненадолго заливает поле и Курта душным оранжевым цветом и тут же ослабляется, распадаясь на слепые прожекторы за кронами деревьев. Хаммел снимает очки, скрипит кованой калиткой.

На кладбище прибрано. У некоторых могил даже лежат свежие цветы. В маленьком городе все забывается дольше, чем в большом. Оберточная бумага шуршит на ветру. Хаммел ищет взглядом маму, приветственно кивает и, не останавливаясь, проходит к крайним, самым свежим надгробиям. Вот и то, которое он искал.

Не теряя зря времени, Курт расчехляет лопату и начинает копать. Дерн поддается тяжело, набивает мозоли. Дальше мелкая галька, глина, мелкие корешки деревьев, немного чернозема и застывший песок. Снова земля, но уже не такая мягкая и жирная. Мозоли лопаются лимфой, липнут к древку лопаты. Хочется пить, но Курт ничего для себя не захватил. Он делает передышки дважды или трижды, прежде чем клинок упирается в лакированное дерево. Наступает самое сложное: вытащить гроб, тяжелый, с завитушками и вычурной камеей. На камее – знакомый профиль, нос с горбинкой, как у древнего диктатора с золотых чеканных монет.

Курт долго примеривается, замахиваясь лопатой, и ударяет по заржавевшей каемке сбоку. Бьет раз, второй, третий. Остатки позолоты стряхивает, а механизм скрипит голодным аллигатором, поддаваясь.

Блейн лежит на шелковой обивке как живой, только позеленевший. Хаммел аккуратно омывает его лицо с ладонями физраствором из термоса. Вынимает даже платок, чтобы промокнуть капельки на старомодном галстуке-бабочке.

Спать приходится прямо тут, на крышке. Блейну нужно еще немножко времени.

- Курт, ты мне снился, - признается он утром, неуверенным движением проводя по жухлым, карамелизовавшимся кудряшкам.

Хаммел замирает от волнения. Узнает голос, мягкую линию порозовевшего рта и янтарные глаза с чаинками на дне. Пластины ногтей, окончательно не отмершие. Говорит, что нет, такое невозможно.

- Ну, а если бы мог, - медленно поправляется Блейн, - Обязательно приснился.
- Хорошо, - Курт поглаживает его по слегка раздувшемуся лицу, - Пойдем мыться.

Они спускаются к холодной речке. Хаммел сдирает с Блейновых плеч бархатный пиджак, сорочку в цвет и развязывает бабочку-удавку. Бережно стаскивает ботинки, стараясь не повредить стопу, убирает то, что осталось от носков.

Андерсон сам затаскивает Курта в воду, обнимает крепкими руками за талию, поливает пригоршнями воды. Курт наконец-то смеется, опадает темечком на воду, цепляясь за чужие озябшие бока.

- Если бы не тот проклятый велосипед, - Курт шепчет в ухо с белеющим на солнце пушком.
- Не тот грузовик, - продолжает Блейн, катая Хаммела на спине по мелководью.
- Остатки рамы до сих пор у отца в мастерской лежат. Рука не поднимается выкинуть. Я, когда зима была, с ней разговаривал. Представляешь, - всхлипывает Курт, закрывая глаза, - С рамой, блин, разговаривал. Рассказывал как дела в школе. Дают пудинг в столовке или нет. Ты же любишь пудинг.
- Не надо, - просит Блейн, мотая головой.

Болевые пороги мертвого Блейна – ниже плинтуса. Курт уже кое-что понимает и готов к этому.

- Я каждую зиму как будто в спячку впадаю. Вообще ничего не чувствую, - Курт добрался до бережка и развалился греться, закапывая ноги в податливый песок.
- Детка, ты не поверишь…

Андерсон отряхнулся по-собачьи, лег рядом. Убрал выбившиеся пряди Курта к виску и вдруг заметил, как его черты лица еще немного огрубели. Стали совсем взрослыми за те полгода, что они не виделись.



UPD 2.
3. Снупин для  Трегги Ди. По большей части Сну и по много меньшей - Пин. Кажется, это называется чернуха.

539 слов.

На сборищах Упивающихся Смертью Снейп сидит рядом с Грейбеком. Зверочеловеком, источающим запахи болот, сырого мяса и грязи под ногтями. Напротив – Малфой; от него шибает французским одеколоном и ошметками гордости. Одеколон в высшей степени душистый, но ситуации не выправляет: Снейп сидит по правую руку от Лорда, а от Лорда, увы, несет так же, как от Грейбека.

Честная компания галдит в сто глоток. Снейпу стоит немалых трудов закрывать свой разум подобно женщине, прячущей банку джема подальше от малых детей. С другой стороны, думает Снейп, и действительно смотрит на другую сторону стола: Беллатрикс, повизгивая, режет кому-то, упавшему под полированную крышку, пальцы заклинанием Диффиндо. Пальцы отскакивают горячими сочными сардельками. Так вот, с другой стороны, Северус определенно на своем месте. Его немытые волосы и угрюмая рожа – тоже. И неразговорчивость, и скрытая, британского пошива враждебность ко всему миру. Даже шрамы от проклятий-рикошетов они все тут поделили поровну.

Снейп соврал бы, сказав, что не чувствует себя своим среди Упивающихся. Пилюля правды горька, поэтому Северус запивает ее вином из кубка. Фамильное Малфоевское серебро, в самом деле, прелесть что такое.

В голову неделикатно стучится Лорд – Снейп хмурится, собирая пышные морщинки вокруг рта, - а ведь еще совсем рано! Деваться некуда, Северус Тома впускает, но только до первой высоты. Дальше хуй ему, а не информация. Лет пятнадцать первая высота – это лицо Лили в липком шарфе красных волос и ее кончившиеся глаза. Страшнее Снейпу не было никогда, Том в курсе. Он добросовестно отсматривает картинки с Лили при каждом удобном случае. «УМЕРЛА. УМЕРЛА. УМЕРЛА», - сопровождает предложенные картинки языковой модуль Северуса. «КАКАЯ ЖАЛОСТЬ», - мысленно добавляет хитрый Снейп. Нет лучше школы, чем старая школа: уловка срабатывала все пятнадцать лет (подряд).

Большая, наверное, ирония, что мертвая женщина, которая его так и не полюбила, прикрывает Северусу зад по многу раз на неделе. Что уж говорить про бестолкового, напыщенного, невыносимого щенка-Поттера.

На собраниях Ордена Феникса Снейп сидит рядом с Люпином. Хорошо, если бы и Люпин сидел спокойно. Нет же, елозит, смотри, клешней по Северусовой ноге. Снейп зол в основном на себя: дал оборотню освоиться. Оборотню же плевать. Ему не будешь показывать диафильмы про мертвую женщину. Да и зачем? В постели фантазий у Снейпа хватает и без нее.

На этот раз он располагается по правую руку от Дамблдора. И вот незадача: от старика как будто тоже несет болотом, мясом и грязью! Молли вылизывает сантиметры Гриммо с особым тщанием, но в воздухе все-таки висит спиритический запах мяса.

Люпин успешно добирается до ширинки, пропихивает пальцы в пространство между пуговицами мантии, и Снейп закрывает глаза веками тоньше пластинок пергамента. Иногда ему кажется, что через них он наблюдает обстановку даже во сне.

Дамблдор спешно собирает вдохновляющую речь котомой, как будто даже передаривает ее Поттеру, не устает взирать на Минерву, транслируя посредством этого кубометры смыслов. Снейп откидывается на спинку стула - Люпин только что справился с молнией.

- А что ты думаешь, Северус? – Молли обеспокоенно поднимает глаза в синячках. Она всегда обеспокоена, хотя бы просто от количества детей.

- Я думаю… - тяжело вздыхает Снейп, - Что сейчас непростое время.

У Люпина, например, нет платка, чтобы промокнуться, и он вытирает ладонь об подкладку кармана. Как хорошо, что подкладка сегодняшних брюк не дырява.

- Думаю… - говорит Снейп, - Мы все должны быть осторожны.

И смотрит на Ремуса. Ремус все понимает, хотя и помигивает ласковыми, бездонными глазами, будто полный дурак.