Сияние | Первая высота

[please-go-fuck-yourself]

То, что я принесла с марафона.

Название: Сияние
Размер: мини, 1710 слов
Пейринг/Персонаж: Дэйв Карофски
Категория: слэш
Жанр: ангст, бытовуха
Рейтинг: PG-13

— Слишком много обнаженной натуры, — пробормотал Хаммел.

Я неотрывно смотрел ему в затылок, такой знакомый, коротко стриженый. Наверное, я одеревенел от удивления, потому что пожилая леди, оказавшаяся рядом со мной, инстинктивно отпрянула, а потом заглянула в программку и тепло улыбнулась. Словно, не знаю, я был ее давно потерянным внуком.

— Не подпишете? — спросила она, протягивая полоску глянцевой бумаги и ручку со слегка стершимися подсолнухами.

Я потеребил ухо. Ненавижу такие моменты.

— Разумеется. Как вас зовут?

— Мэгги. Мэгги Браун, — она игриво прикрыла темные глаза веками, тоненькими и слегка сморщенными, позволяя представить ее молодой, привлекательной, с бескомпромиссными стрелками подводки как у Эми. Лондонские старухи классные, это одна из причин, почему здесь приятно бывать.

— Одну минуту.

— Много обнаженки, — снова пожаловался Хаммел сам себе. Он заложил руки за спину и, не торопясь, продвигался вдоль рам.

Я уткнулся в собственный крошечный портретик, не решаясь вдавить перо в бумагу. «Дэвид Майкл Кофски, американский фотограф, представитель… школы, который привез в Лондон… благосклонной оценки… неоднозначные образы». Дэвид Кофски, фотограф. Какие-то вопросы по поводу фамилии?

Верхнее освещение становилось назойливым, чересчур ярким даже для выставочного зала.

— Как зовут, повторите еще раз.

Мисс Браун осуждающе подняла мышцы под кожей вместо начисто выпавших бровей.

— Мэгги, — подсказала она.

Я вернул бумагу с выражением легкой вины, в основном, я берегу его для кредиторов и несговорчивых арт-директоров, которые отказываются включать меня в основной лист.

— Ваш знакомый? — старуха кивнула в сторону хорошо пошитого пиджака Курта Хаммела.

— Не совсем, — ответил я.

— Что значит - не совсем?

— Сам не знаю.

— В таком случае, вы не хотели бы подойти к нему и поздороваться? — дотошничала Мэгги Браун.

У меня похолодело в животе. Не знаю, что могло быть страшного в слегка повзрослевшем Хаммеле. Нам под тридцать, мы оба вполне успешны, может быть, он чуть больше меня. Но откуда взялось неприятное чувство, которое пилило меня изнутри на полоски живого мяса? Почему казалось таким невозможным окликнуть его, заглянуть в лицо: изменилось оно или нет, он еще улыбается людям или перестал, и, конечно, глаза. Невозможные какие-то. Моя память зудела, как пчелиный рой, а я все не решался содрать с нее защитную сетку.

—Может быть, и хотел подойти.

— А что останавливает?

— У меня все наконец-то наладилось, понимаете?

Я тоскливо обернулся к нарезавшему круг благополучно-счастливому Курту Хаммелу. Он даже не подозревает, что Кофски – это я. Без шуток, я. Ему кажется, что на черно-белых фото в этом зале многовато мужских членов и спин, вот и все. Впрочем, они нравятся Хаммелу (конечно, в эстетическом плане) не меньше моего, поэтому он и застрял тут на целых двадцать минут – непозволительная роскошь для гостя крупной экспозиции.

«Идиот», — обругал я себя. — «Давай, подойди. Не маленький».

Хаммел был все ближе к распахнутым створкам проходной двери, а я никак не мог найти подходящего момента. Меня дважды сфотографировали на фоне «Мужчины и куба» («В профиль, в профиль, мистер Кофски»), и какая-то вертлявая рыжая англичанка неуклюже взяла интервью, только я заступил по направлению к выходу. Когда она спросила, кому я обязан сегодняшним успехом, я глупо отшутился, что агенту и своей вопиющей гомосексуальности. Вилли, тот самый агент, рассыпался хищным смехом из противоположного угла, оторвавшись от пережевывания тарталеток.

— Слишком много обнажено, дорогой, ты знаешь? — шепнули мне на ухо, а я взялся ладонью за чьи-то руки, которые обняли меня со спины, — Хватит подставляться.

— Не начинай, — поморщился я.

— Но ты и вправду незатейлив, как коробок спичек! «О, я достаточно хорош или не очень? Я все-таки добился чего-то или нет?» Завались, Дэйв, просто завались. Логические головоломки не для тебя.

— Это все? — Хаммела закрыла толпа подростков, непонятно как пробравшаяся через контроль. Над головами просматривалась только его медленно плывущая гладкая челка.

— Ну хочешь, я его позову? Хочешь, ты поймешь, что все делал сам, а? Без его чертовой помощи. Хаммел! Мистер Курт Хаммел, сэр, подождите!

Я вращался в бизнесе около десяти лет, но человеческая наглость не переставала меня изумлять. А еще мне очень хотелось увидеть Курта.

— Это и есть идеальный момент, — меня тряхнуло, — Ты постарался и сейчас получишь то, что заслужил.

— Слушай, отпусти меня, желание пропало, — сказал я, покрываясь ознобом.

— Хочешь сорвать весь план?

— Нет никакого плана!

— Что? Какого черта, вот он подходит, поправь галстук, дубина.

Но впереди снова мелькала только спина в твидовом пиджаке. Лампы лязгнули и мягко погасли.

***


Я нашел себя в одном из томительно длинных коридоров лечебницы. Я стоял, согнувшись, заглядывая в дырку автомата в ожидании кока-колы. Бутылка проскрежетала внутри спусковой трубы и неровно скатилась в поддон. Мучимый одышкой, я пялился мимо нее, как будто слившийся с черной отделкой поддон должен был раскрыться двойным дном и выдать мне кроме газировки волшебных пилюль от всех болячек сразу. Или новый ремень в шуршащей подарочной упаковке.

У меня все еще не сошел синяк на шее (хотя из зеленого он стал почти желтым), и это был пятый раз, когда я не смог заговорить с Куртом Хаммелом даже в воображении. Не самый подходящий момент, чтобы вести экскурс о своей жизни, правда? Мать сказала, что я болен, а когда я попросил ее привезти набор карандашей и бумагу, отказалась. Эй, я же могу ненароком всадить один из них себе в глаз!

— Мистер Карофски, — начал мистер Браун, мой психолог, — Дэйв, как ты себя чувствуешь?

— Сейчас лучше, — ответил я, оглядываясь на него из-за спинки кушетки, — Я только что выпил кока-колу с чудовищным процентным содержанием сахара. Мне определенно должно полегчать.

Браун даже не улыбнулся.

— Давай поговорим о Курте. Опиши его.

— Я тут вспомнил. Передайте моей маме, что я не пихаю монетки себе в задницу, только в автоматы. Она очень переживала. Во всяком случае, так мне показалось, - я нервно засмеялся, переглядываясь с потолком. Успокоительное не очень действовало, я все еще был несколько взвинчен.

Прошло достаточно времени, а мне никак не могли подобрать нужный набор препаратов. Вот умора.

— Передам, - заверил Браун. — Тебя что-то беспокоит?

— Только моя распашонка, — сказал я серьезно, — руки дрожат, не могу завязывать бантики.

— Дэйв, ты умный парень. — Браун поправил очки и ненадолго смежил голубоватые веки, — Стоит тебе захотеть, и ты выкарабкаешься.

— Вам серьезно платят за все эти мотивирующие цитаты?

— Вон с моих глаз, — лечащий врач вздохнул и сделал пометку в карточке.

Папка с печатью «Карофски» стала теперь внушительной и большой, прямо как я.

По дороге в палату я собрал плечом все углы, косяки и неровности.

***


Иногда мне снится, что я сижу перед зеркалом, но я уже не я, а Курт Хаммел. Курт Хаммел красит губы, брови и ресницы, в общем, наводит красоту, а потом берется за зеркало ладонями, и, глядя себе в глаза, говорит: «Ты не один, Дэйв, ты не один». В свою очередь, я ору из зеркала что-то вроде: «Пять сраных месяцев, не поступил в колледж!» или «Оставь меня в покое», или «Господи, мне так плохо без тебя, почему хотя бы не позвонить?» Браун объясняет, что такие сны означают глубокие нерешенные проблемы. Обмудок. Как будто я сам этого не понимаю. Недавно я поздравил Курта с началом стажировки в Вог. Потом так разнервничался, что случайно стер ответное сообщение (в одно слово). Расколошматил лампу из дома, которую папа поставил на прикроватный столик, чтобы поуютнее. Неловко получилось.

Сосед зовет меня ебанутым. Ему легко говорить, я бы с удовольствием полежал с булимией. Если быть откровенным, я вообще не считаю булимию за болезнь. Не то что постсуицидальная депрессия, скажете вы. Слышал-слышал.

Время от времени я выхожу во двор ночью посмотреть на небо. Оно в Огайо какое-то совсем черное, как перевернутое море. Ни облачка, ни самолета - мертвый обломок вселенной. Но изредка часам к четырем зажигается пара звезд, и от них льется такое легкое невесомое сияние. Приятно представлять, что это как будто я. Намного приятнее, чем сны с Хаммелом.

Я пытаюсь абстрагироваться от всего и изобретаю несколько стандартных историй. Особенно расслабляет история с фотографом. Мне приятно корчиться, ставя автограф Мэгу, и еще когда руки обнимают меня сзади. На самом деле, это не моя идея, а Брауна. Он предложил, а я работаю по этой схеме, но сами сценарии никому не пересказываю. Предпочитаю пороть чушь, тогда лицо Мэга покрывается испариной и смешными красными пятнышками. Удовольствие сомнительное, но на фоне блевы моего соседа - почему бы и нет? Новостей в нашей больнице мало, но когда они приходят, я уже не могу найти себе места.

***


Мне сказали, что Хаммел прилетает в Лайму. И в тот момент я просто сорвался с цепи.

— Ты хочешь, чтобы я превратил тебя в овощ, Дэйв? — спросил Браун, пока я сидел на койке в раскоряку, пытаясь вытащить руки, зафиксированные за спиной, ну прямо как фокусник. Кстати, я здорово похудел на казенных щах.

— Мэг, как я выгляжу? — обеспокоенно поинтересовался я, пытаясь пригладить челку плечом.

— Дэвид, не знаю, кто тебе наплел…

— Да вы даже не узнавали! — взорвался я. — Он точно прилетает!

— Не хочу тебя расстраивать, — Мэг попробовал подступиться с другой стороны.

— Заткнитесь! Я все знаю! Я все без вас знаю! — не унимался я.

— Дэйв, - сказал Браун своим профессиональным утешающим тоном.

— Он не придет навестить меня, да? Не придет? — неожиданно для себя я начал заливаться слезами, а выглядит это всегда ужасно некрасиво.

— Бедные пидары, — сочувственно сказал мой сосед Вилли и отвернулся к стене, чтобы быстрее провалиться в сон.

— Что я тебе сказал про слово на букву «п»? — строго прикрикнул Браун.

Но Вилли уже спал, убаюканный специальной капельницей, пока я наматывал сопли на коленку.

— Не переживай, Дэйв, — пробормотал Мэг в мою спину, потому что я тоже отвернулся и пытался заснуть.

***


Я совсем уж не ожидал, что на следующий день между ланчем и ужином в палату зайдет Салли, наша штатная санитарка, и скажет: «Мистер Карофски, к вам посетитель». Представьте мое удивление. «Посетитель»! Салли хорошо знает моих родителей и даже бабушку из Айовы, которая прилетала ко мне в конце лета, прямо перед началом учебного года, чтобы поцокать языком и оставить банку джема.

Я подскочил на кровати, тут же принялся застегивать пуговицы на растянутом кардигане, проверять свежесть дыхания и сметать кожуру от апельсина в корзину для белья. Я был готов если не на сто, то хотя бы на девяносто девять процентов. Мне хватило буквально пары секунд, чтобы снова осесть на кровать.

— Как дела в сорок третьей? — спросил Смайт, вкатывая в палату небольшой чемодан и пакет с какой-то херней, которая точно не была мне нужна.

— А где... — глупо спросил я, расправляя морщины на свитере. — Где?

— Ты незатейлив, как коробок спичек, — рассмеялся в ответ Смайт, подозрительно легко и просто, а я попробовал улыбнуться в ответ.

Было в нем что-то чудовищно для меня волнительное, но что именно - сообразить не получалось.

— Зачем ты пришел? — тихо спросил я, пялясь на то, как он распаковывает фигурную бутербродницу и ищет розетку, — Слева внизу, у стола.

— Отдаю долги, — серьезно ответил Смайт и сел на мою кровать. — Ты не пожалеешь.

— Хорошо, — прохрипел я, словно мой голос от волнения заклинило. — Хорошо.


Название: Первая высота
Размер: мини, 1833 слова
Пейринг/Персонаж: Ноа Пакерман/Джейк Пакерман
Категория: слэш
Жанр: драма, кроссовер с Pacific Rim
Рейтинг: R

— Пак, послушай меня…

— Отъебись, Стакер, прошу по-хорошему.

— Я могу отдать приказ.

— Попробуй.

— Пакерман!

Они толкались посреди коридора военной базы, обезумевший Пак сбрасывал с себя лапы Пентекоста. Наконец, ему удалось. Он ударился затылком об обитую металлом стену и, взмыленный, горячий, в жутком состоянии, пялился на командующего, пока кровь быстро расчерчивала бритый череп, а рваное дыхание - горло.

Пак сбрил ирокез и теперь выглядел уязвимо и жалко. Таким не должен быть замечен ни один пилот егеря, тем более, Силача. Стакер видел каждую стадию этого некрасивого превращения и, как мог, отсрочивал момент, когда Пак будет обязан встать в строй. Именно Стакер прогнул медчасть, чтобы Пакерману дали дополнительные две недели увольнения. Время прийти в себя, собраться с мыслями, привыкнуть жить одному и… вернуться на службу. Кто же знал, что сержант Пакерман захочет отказаться от звания рейнджера? Наверное, даже он сам никогда не допускал простой возможности - прогореть, погибнуть наполовину.

Когда Силача нашли, часть кабины была пожрана и уже остывала, давая едкий синеватый дым. Пак не смог сказать, как выглядел этот монстр-кайдзю. Вместе с экспертами он смотрел на снимки огромных рваных ран робота, опустошенных трубок, комка хромированных сочленений. Лицо Ноа не выражало ровным счетом ничего. Чистый лист бумаги, вымаранный спасительным ластиком амнезии. Больше не помнить. Не знать и не чувствовать.

Ничего не случилось. Пострадал только Силач.

Пак попросил не восстанавливать своего егеря. Технический персонал понимал, насколько глупа такая просьба, ведь каждый егерь почти как годовой бюджет маленького государства, но перечить вслух никто не решился.

Силача подлатали, отлили цельную пилот-капсулу, обшили новыми накладками из титана. По корпусу засвистели тяжелые резные болты. На боковины ребята добавили дополнительных боеголовок с разрывными снарядами, которые дополнительно опутывают мягкие ткани кайдзю хитрым парализующим составом. Теперь робот готов был крушить все, что выдвинется из разлома, вне зависимости от категории.

— Ты больше не пилотируешь Силача, — наконец, решился Стакер Пендекост.

Ноа, который успел обтереть сизый череп платком, размашисто чеканил шагом самый конец коридора. На его кожаной куртке поблескивал двуликий зверь с мордами, повернутыми в разные стороны. Стакер словно впервые обратил внимание на вышитый залихватский оскал, и на мгновение его скрутила та же обида на все вокруг, которую испытывал Ноа. Стакер любил своих ребят.

— Не расслышал. Сэр, — ощерился Пакераман, поворачиваясь всем корпусом, как хищник, который в любой момент готов обрушиться на жертву.

— Расслышал. Силача забирает канадская сторона. Их инвестиций было больше – почти шестьдесят процентов.

— Это что, шутка такая?

— Мы подняли бумаги.

Пак зашелся нервным смехом, что значило: стимуляторы едва ли справлялись с поставленной задачей. И если пораненная рука шла на поправку, то сам Пакерман, с мешками под глазами, худобой и старчески серой кожей - нет. Стакер по-своему понимал его, но проект «Егерь» был гораздо, гораздо важнее. Пендекост отвесил Ноа жесткую звенящую пощечину. Пак пораженно замолк: не каждый день командир может выйти из себя, тем более из-за очередных выкидонов в исполнении Пакермана.

— Возвращаешься с понедельника. Будь в норме. Мне все равно, как ты этого добьешься.

— У меня нет напарника. Теперь не стало и егеря, — криво улыбнулся Пак, — Предлагаете забить на кайдзю ради чистки сортиров?

Стакер поморщился.

— Я лично подобрал для тебя второго пилота. Готов поспорить, у вас идеальная дрифт-совместимость.

— Кто он?

— Зовут Джейк.

— Но у нас в составе нет ни одного Джейка… Вы что, пристегнули ко мне новичка? При всем уважении…

— Спокойно, — предупредил Стакер.

— Я ухожу, сэр, — сбавил обороты Пакерман. Он выглядел действительно устало. Первый серьезный разговор за весь период реабилитации серьезно выбил его из колеи.

Как дела у Мако, привычно забеспокоился о воспитаннице Пендекост. У них с Джейком была всего лишь пара лет разницы, и это нервировало командира больше всех нападений кайдзю вместе взятых.

— Из разлома вышло два пришельца за последний месяц. Ты думаешь, кто-то будет ждать, когда Пакерман договорится со своей башкой? — угрожающе спросил Стакер, от одной мысли о безопасности Мако Мори покрывшийся коркой крепкого металла, — Думаешь, люди перестанут умирать в надежде, что вот сейчас Ноа одумается и сменит кожанку на военную форму? А, сержант?

Пак поджал губы. Капитан хорошо знал, как вытянуть из каждого подчиненного раскаяние, желание сражаться или лютую, ничем не прикрытую злость, замешанную на адреналине, поэтому мастерски играл на малейших оттенках чужих эмоций. Сейчас Пакерман чувствовал ответственность за вверенный квадрат Аляски, куда их перебросили. Чувствовал, что подвести не может. И мрачно, медленно кивнул. Уточнил:

— И где мне найти этого… Джейка?

— Не волнуйся. Он сам тебя скоро найдет.

***


Пак стоял на плите льда, припорошенной чистым снегом, когда его окликнул юношеский голос. С платформы пониже подбегал ладно скроенный парень, темнокожий, с подбритыми висками и коротким хвостиком вьющихся волос, схваченным девчачьей резинкой. Гладкие щеки выдавали в нем человека, не достигшего и двадцатилетнего возраста.

— Это же не травка? — первым делом спросил щенок.

— А тебе какое дело? — небрежно бросил Пак, обхватывая кончик самокрутки, размягченный слюной. У каждого свои способы приходить в норму. Ноа знал всего два. Этот – первый и самый простой, — Гуляй где-нибудь еще. Я тут отлить собирался.

— Нассать в разлом на головы кайдзю? — разлыбился пацан, засверкав белыми клыками, - Знаешь, я тебя таким и представлял.

— Каким – таким?

— Классным, — просто ответил пацан, кутаясь в мех синей экспедиторской куртки.

— А почему представлял? — Пак выныривал из теплой дремы, которая, как в какой-то старой сказке, делала ему хорошо и приятно. Может быть, скоро он подсмотрит сквозь иней, как богатые дети получают подарки в Сочельник, — Стоп. Ты кто вообще такой?

— Джейк, — замирая, ответил мальчишка, — Джейк Пакерман.

И тогда в голове у Ноа открылся свой разлом, из обрывков воспоминаний, голосов и стертой, полузабытой информации. Отец, официантка, незаконнорожденный ребенок. Красивая черная голова этой женщины, Пак видел ее в окне отъезжающего Форда, когда ему было семь. Темные с поволокой глаза, которые слегка помолодели и сейчас смотрели на Ноа в упор, не скрывая глупого болезненного восхищения. Глаза, которые он был бы рад вычерпать суповой ложкой, лишь бы… Да чего зря говорить.

— Ага, Джейк. Сколько у тебя побед в тестовой системе, ты ведь ни разу по-настоящему не летал, а?

Младший брат Пака смутился.

— Сорок пять из сорока шести.

— Стало быть, один проигранный бой. Очень недурно, парень. А знаешь, каким будет второй проигранный?

— Н-нет, — промямлил и сжал губы в светлеющую на темном полоску, — Послушай, Пак, скажу сразу, что не хочу создавать никаких проблем. Мать рассказывала о вас, и я всегда стремился…

«Это и есть моя главная проблема, Джейк».

— Тебе дали егеря, – вдруг сменил тему Пак.

— Койота, - с удовольствием подтвердил Джейк. — Небольшой, но очень маневренный. В игольное ушко проскользнет…

— Нам надо пройти тест на дрифт-совместимость. Видишь ли, я не очень верю в теорию Стакера.

— Почему? — изумился юноша, — Мы ведь родня. Спорю на что угодно, но кровь старика Пакерамана бьет любую другую.

Пак засмеялся знакомой шутке.

— Верно. Пакерман-старший всегда оставался знатным ублюдком, даже когда играл в счастливого отца семейства.

Джейк доверчиво улыбнулся. Голова Ноа продолжала гудеть и кружиться. Настало время второго способа придти в норму.

***


Джейк молчал всю дорогу. Когда Ноа дал ему кулаком в живот и, не дожидаясь отклика, положил на матрас в комнате младшего. На Пака смотрели десятки его собственных копий, с маленьких фотографий и газетных вырезок, приколотых к стенам. Много-много мрачных Паков, разгоняющихся с нуля до улыбки только при наличии второго пилота в кадре. Это был действительно странный момент, когда Пакерман хотел было отступить, сослаться на помутнение рассудка и захлопнуть тяжелую бункерную дверь с другой стороны.

Джейк не захотел. Точнее, он все так же прокажено молчал, перехватил Пака за руку, и в этом было слишком уж много выжидающего и расслабленно-покорного, чтобы Ноа развернулся и нашел в себе силы для формального извинения.

— На спину, — скомандовал он, когда младший брат уже лег животом, как крошечная жаба в железной ванночке. Пак вскрывал их, будучи школьником. Как Джейк. Черт его дери, — Смотри на меня. Если считаешь себя достаточно взрослым.

И Джейк смотрел. Джейк смотрел с такой силой, что мог бы прожечь дыру в обшивке комнаты. Но прожигал только тело Ноа. В какой-то момент Пакерману показалось, что он действительно горит.

— Раздевайся.

Смотреть на обнаженного крепкого, широкоплечего Пакермана-младшего должно было стать приятным зрелищем. Но вместо этого Джейк снова сам потянулся к брату, выгнулся дугой, чтобы достать зубами до металлической собачки на форменных брюках. От ткани пахло нечисто и пылью, но все, что смог сделать Пак – это откинуться на коленях назад, предоставляя брату больше пространства для маневра. Койты – они же в равнинах, прериях и пустынях. Теперь у Пака был свой пустынный волк, посреди выжженой осоки и осколков снарядов.

— Ненавижу тебя, — промямлил Пак, чувствуя, как Джейк неумело заглатывает его член в рот, а там горячо, и липко, и нежно языком. Вот это пресловутое вверх-вниз, как же Пак по нему соскучился. — Давай быстрее.

— Знаю, — это Джейк ответил на первое, с ниткой слюны на краешке губ, полностью одетый перед практически обнаженным Паком, красный, с дурацкими кудряшками, собранными в хвост на затылке. Пак схватил кудри, стянул резинку и затерялся пальцами.

В воздухе – густой запах бумаги, чернил, пота, волос Джейка.

— Сейчас, — это Джейк ответил на второе. Задвигался резче, стараясь забрать губами больше паковой кожи, голоса и, конечно, внимания.

Стакер сделал все правильно. Пак бы никому не разрешил принимать от Джейка такое поразительное смирение и такую готовность.

Когда Пак медленно входил в него, внутрь, сламливая головкой, обмазанной маслом для тела, последнее рефлекторное сопротивление, Джейк расслабился полностью, обмяк словно в забытьи. Пак понял, что это – только в кровати, только для него, и ничего подобного не должно повториться в кабине пилотов, когда Силач, нет, Койот, на огромной скорости будет взмывать из водной толщи. Этого никогда не должно повториться.

— Ты должен быть очень сильным, — твердил Пак, вбиваясь телом в тело младшего брата. Младший брат кричал, постанывал и скулил, как темно-коричневый поджарый койот в безлюдном углу пустыни.

«Я буду» от Джейка повисло в воздухе, так и не сказанное. Постоянно новые ощущения - сил на ровное дыхание не оставалось. Пак подхватил Джейка за бедра, усадил к себе на колени, но тот все равно завалился на спину, пока член тяжело и налито покачивался у полоски волос на животе. Пакерман не выдержал и сжал его неслушающейся ладонью. Это оказалось самым приятным и будоражащим чувством за последние месяцы – когда тебе в руку излился другой парень. И не закрыл глаза.

***


— Когда войдешь ко мне в голову, не задерживайся на отдельных воспоминаниях, — проинструктировал Пак, пока техники защелкивали на них белоснежные латы в щербинках и сколах. Нагрудники еще те, старые. На Джейке почти как влитой.

— Ты боишься, — догадался Пакерман-младший.

— Нет смысла, — ответил Пак неожиданно менторским тоном, — После синхронизации ты и так будешь знать обо мне все.

— И пойму, почему ты меня презираешь?

— Конечно, — Пак словно уже видел привычные размыто-синие картинки. Форд, лето, тень кисейных занавесок на его собственном детском лице.

— А потом ты узнаешь про меня, — с облегчением добавил Джейк.

— Это важно?

— Да. Так удивительно, у меня все еще болит...

Пакерман повернулся к Джейку, занявшему левую сторону пилот-капсулы. Пак видел, как нейропроводящий гель спускается желтым следом по темному лицу брата, чтобы скрыться внизу и заполнить схемы костюма.

Металлические каркас-пластины мягко подобрались к позвоночнику Ноа. Одна секунда режущей боли, и он уже мог управлять Койотом, крошечным волком, который летел на тросах вдоль холодного воющего моря. Над самым разломом, блестящим от взрывов на дне: появился новый кайдзю. Четвертый уровень, повышенная опасность, сказал в ухе голос Стакера.

— Запуск нейро-синхронизации, — ласково оповестила система. Через несколько секунд,— Калибровка полушарий прошла успешно.

По воздуху пронесся оглушительный рык кайдзю, похожего на рыбу-меч. Его живот искрился от кислоты, а в волосках на затылке шипели слабые разряды электричества.

Койот бросился в Тихий океан, чтобы чуть позже взять свою первую высоту.