Жестяная коробка из-под печенья
Жестяная коробка из-под печенья
Сначала Арс крадет его глаза. Крадет исподтишка, как домовой вор, как мелкая уличная шельма. Антону не больно даже, так, щекотно чуть-чуть. Руки Арса аккуратные и бережные, когда лезут под веки и шарят за донышком.
Он укладывает глаза на шейный платок, чтобы довезти до дома. С полки в ванной достает жестяную банку из-под печенья, вытряхивает оттуда блистеры цитрамона, перевязанные резинкой, корвалол и ленту просроченных презервативов.
Перед глазами Антона закрывается металлическая крышка. Он перестает видеть что-то, что не Арсений. Что не связано с Арсением. Что не напоминает об Арсении.
Ничего толком не поменялось. Антон продолжает жить дальше.
Арс наблюдает за ним стыдливо и восхищенно, не набивается в друзья. Набивается только в гости.
На кухне Антон в праздничном колпаке режет сыр кубиками, сгребает их в ладонь, чтобы высыпать на поднос. Над квартирой висит галдеж. Шагов Арса не слышно. Он разворачивает ладонь Антона к себе, гладит по узловатым линиям. Берет нож и вырезает парочку себе на память. Одну изогнутую у большого пальца, одну маленькую и беззащитную посередине ладони и серповидную, самую глубокую — сверху.
Арс прячет их в карман джинс. Собирается было идти — нужно поучаствовать в общем фото на память, — но отчего-то становится совестно. Арс хлопает себя по бокам, скребет ногтями по скулам и взамен намазывает шею Антона россыпью родинок. Теми, что проснутся под скупым воронежским солнцем всего за день. До конца вечера Арс боится заговорить с Антоном и одним из первых уезжает домой. В Питер.
Утром в кровати он ласкает линии языком, согревает в пальцах. Но этого по-прежнему недостаточно. Арс держится пару дней. Терпения хватает до технички. Ему хочется кусать и гладить. Раскроить Антона на равноценные гладкие куски и по одному забрать их с собой. Вот так просто.
Антону кажется, что их отношения остались прежними. Что Арс вообще-то всегда был таким. Арс даже не стал бы с ним спорить. Поэтому в гримерке, пока никого нет, он подходит к Антону и деловито, в молчании, расстегивает пуговицу-болт на его джинсах, запускает руку под белье — растянутые серые боксеры на линялой резинке, господи исусе, — и касается члена. Разумеется, Арса касается все, что есть в Антоне, но если выбирать, прямо сейчас, прямо перед очередным отлетом, то с собой хочется забрать именно его.
Антон считает, что это просто ребячество. Ведь очень по-дружески — щипать друг друга за хуи. Разве не за этим существуют отбитые парни вроде Арса?
На тумбочке в его холостяцкой квартире теперь стоит член Антона. Ведь на Арсения у Антона и правда стоит. Стоит ли по этому поводу заказывать грустную песню Адель в караоке? Арс лучше выдаст на-гора тысячу и одну шутку про неловкий секс. У него ведь так очаровательно это получается.
Ничего конкретного не планируя, во время съемочной смены Арс забирает себе антоновы губы. Он не может объяснить, как это произошло. Он просто закрыл рот Антона ладонью и как-то унес губы с собой. Не сдал в реквизит, не расписался в ведомости, не предупредил Оксану.
Под конец смены Антон едва ловит воздух раскрытой дырой рта. Как маленький воробушек, которому нужно немедленно сделать операцию. Арсений не остается в стороне. Пока Антон говорит нечто смутно знакомое, будто уже крутили по телеку, — что ты там делаешь, ты что, дурак что ли, — Арс без лишних разговоров вырывает ему сердце. Липкое, мягкое, как ком подтаявших шоколадных конфет. А потом берет и съедает подчистую, облизывая пальцы, потому что весь день не жрал и был отвратительно голодным.
Антон вздрагивает. Трясет головой, на пол сыпется конфетти из родинок. Арсений давит нервный смешок. Сладкое всегда делало его перевозбужденным.
От меня нихуя не осталось, гневливо говорит Антон. Мой хуй — и тот у тебя. Арсений пожимает плечами. Кажется, у него есть в запасе еще немного родинок в качестве утешения.
Быть целым — такая безвкусица. На Арсе давно нет кожи, ушей и подбородка. Нет легких, пяток и задницы. Арсений никогда не спросит, даже в шутку, в какой жестяной коробке хранит их Антон.